Возможно, кому-то увлечение событиями и атмосферой полувековой давности может показаться странным. Связать его с ностальгическими переживаниями нельзя, ведь я родилась только в 1968-ом, и, следовательно, никак не могу помнить то десятилетие.
Версия, что я очарована модой того периода, тоже несостоятельна, поскольку любая мода воспринимается в контексте эпохи и не может нравиться или не нравиться в «чистом виде».
Теперь я могу сформулировать причины своего увлечения, и главная из них – психология свободы, получившая в 1960-е годы максимальное распространение.
Речь не о бунтарских настроениях и революционных позывах – речь о внутренней свободе со способностью ею пользоваться.
Поясню.
До июня 1941 года советское общество состояло из людей, подвергавшихся серьезному идейному давлению. Не только поступки, но и мотивация, желания и потребности определялись навязанными сверху моделями мышления и поведения. Это, кстати, не является специфической чертой советского строя и в разные периоды встречалось и встречается в разных странах.
Власть была заинтересована в том, чтобы все граждане мыслили под единым знаменателем, и граждане были вынуждены подчиниться. Это не отменяет личного волеизъявления, но существенно ограничивает сферы, в которых оно может реализовываться.
Поскольку стремление к свободе относится к одной из естественных потребностей человека, и не может не быть удовлетворено, оно подвергалось сублимации. Не имея возможности пользоваться свободой в общественной жизни, люди компенсаторно злоупотребляли ей так, где могли (быт, личные отношение, воспитание детей).
Война, как это обычно бывает с экстремальными событиями, оказала на массовое сознание очень сильное воздействие.
Оказавшись в ситуации, развивающейся независимо от воли человека, этот самый человек вступает на путь эволюции сознания, в рамках которой неизбежно происходит переориентация с абстрактных идей и задач на более жизненные и конкретные. Важнейшей из задач становится выживание - физическое и психологическое.
В военное время реализация стремления к свободе происходит в форме консолидации. Все внутренние разногласия отступают на второй план, а на первый выходит желание сохранить коллективную (государственную) независимость, то есть поразить врага и вернуться к прежней жизни.
О свободе в ее современном понимании в такой ситуации не может идти и речи, поскольку она не соответствует целям цивилизационного выживания.
Завершилась ли эта ситуация в мае 1945-го? Конечно, нет. Любой власти понятно, что без дисциплины и сплоченности руины восстанавливать невозможно. Войну с последующим за ней преодолением послевоенной разрухи до конца 1940-х годов можно считать единым периодом.
Кардинальные изменения наступили в советском обществе к началу 1950-х, когда пережитое неизбежно привело к переоценке жизненных ситуаций.
Жизнь с ее повседневными проявлениями приобрела новый смысл, а желание быть свободным – новые грани. Помимо общезначимых целей в индивидуальном сознании стали занимать все больше и больше места личные жизненные планы.
Разные планы подразумевают и вариативность мышления, а именно с нее (с вариативности) начинается свобода.
Поддерживалась ли в 1950-е годы данная тенденция властями? Нет.
Резкие изменения произошли только в 1960-е, когда советская идеология сделала относительно резкий разворот.
Изменения в экономической и социальной жизни, завершение государственных проектов, требовавших консолидации усилий всех членов общества (прежде всего, восстановление народного хозяйства), позволили людям обратить свой взор в сторону частной жизни.
Свобода стала частью новой психологии, и если раньше она преимущественно носила коллективный характер (максимально это выражено в заслуженном названии «народ-освободитель»), то теперь стала смещаться в сторону личных интересов.
Проще говоря, если до 1960-х люди стремились быть свободным обществом, то с 1960-х – свободными от общества.
Партии больше не делегировалось безраздельное право регулировать социальную жизнь, только – преимущественное.
Безусловно, было очень желательно (читай: необходимо) разделять марксистское мировоззрение и социалистические идеалы, но изображать однородность обществу больше не требовалось.
В любом без исключения обществе свобода имеет границы, и личная проверка истинности идеологии (а идеология есть везде) возможна лишь в заданном диапазоне. В 1960-е этот диапазон стал значительно шире, чем до этого, отсюда и ощущается такая историческая динамика свободы.
Стране больше не требовалось самопожертвований и подвигов, поэтому можно было не быть героической личностью, а просто достойно и праведно жить.
Главным диктатором теперь являлась не коммунистическая партия, а материалистическая наука, и это - огромный плюс. Идеологические обоснования личного выбора отступали. Их место занимали персональная ответственность, нравственность, уровень сознания, интеллекта.
Делать жизненный выбор под давлением для многих людей проще, чем по совести, так как вынужденное поведение освобождает от ответственности, но раз свободу дали, ей надо пользоваться.
И кто-то стал пользоваться ей, как умел – превращая свободу во вседозволенность.
Не стоит думать, что усредненная модель советского человека до 1960-х годов исключала свободу. Нет, она ее очень даже предусматривала, однако речь шла о свободе быть устремленным к духовным (а не материальным) ценностям и сохранить независимость во враждебном окружении.
И ошибочно полагать, будто коллективистские ценности и сущности тридцатых-пятидесятых годов имели сугубо навязанную природу. Это не так. Люди искренне их разделяли и были счастливы ощущать единство и солидарность.
В 1960-е свободы не прибавилось, но она изменила свое содержание: стала допускать не только поддержку, но и молчаливое несогласие. Разумеется, без посягательства на романтический оптимизм по поводу коммунистического будущего.
В какое десятилетие, на ваш взгляд, в советском обществе было больше свободы?
В какое десятилетие, на ваш взгляд, в советском обществе было больше свободы?
В 1930-е годы
3(5.1%)
В 1940-е годы
1(1.7%)
В 1950-е годы
1(1.7%)
В 1960-е годы
29(49.2%)
В 1970-е годы
25(42.4%)