Это и понятно: неизведанное пугает и одновременно влечет людей, заставляя их придумывать небылицы и давать необъяснимому сказочные интерпретации.
Например, многие убеждены, что вопрос о наличии суицидальных планов («не думали ли вы о том, чтобы покончить с собой») может оказать провоцирующее действие и подтолкнуть к тому, чтобы убиться.
На самом деле, подавляющее большинство суицидентов страдают от одиночества и безразличия, и нуждаются в вопросах, которые позволили бы им искренне поведать о своих душевных переживаниях.
Если происходит резонансное событие, граждане возбуждаются, прикладывают усилия, чтобы разузнать детали, и пересказывают друг другу фабулу инцидента, добавляя к ней свои творческие фантазии. Так происходит со всеми темами, в том числе – с самоубийствами.
Но когда мы предлагаем сесть и конструктивно обсудить профилактические меры, ознакомив аудиторию с реальными, а не выдуманными фактами, граждане сникают и предпочитают использовать время для ковыряния в носу.
Нередко специалистам приходится стучаться в закрытые двери, пытаясь доказать актуальность внимательного отношения к теме, но их предпочитают не слышать, чтобы не портить общего беззаботного настроения.
И вот складывается ситуация, когда проблему уже никак нельзя игнорировать...
Вопрос: почему пациенты обычных, не психиатрических, больниц изредка совершают суициды? Что побуждает их принять такое решение?
По данным исследований, пациенты многопрофильных больниц добровольно убивают себя не из-за невыносимой физической боли (ее успешно купируют медики), а на фоне тревоги и депрессии.
Как способ умерщвления они предпочитают падение с высоты (иногда – повешение), выбирая предрассветные часы.
Чаще всего суициды совершают пациенты онкологического профиля, для которых длительное умирание становится более мучительным, чем быстрая гибель.
На втором месте – больные, переведенные из палат интенсивной терапии в обычную. Казалось бы, кризис миновал и угроза существованию устранена – живи да радуйся! Ан нет. Пациент начинает осознавать тяжесть своего состояния, переживать по поводу утраты ряда функций и принимает решение, что в сложившейся ситуации лучше умереть, чем «так жить».
Предположим, что в эти сложные минуты, когда делается выбор между жизнью и смертью, рядом с ними оказался близкий человек. Отменилось бы роковое решение?
А если бы рядом оказался психолог?
И еще более дерзкий вопрос: стоит ли удерживать человека, который считает, что вправе самостоятельно, без постороннего участия, распоряжаться собственной жизнью?
Я убеждена, что мы не можем заставить человека жить дальше, но помочь ему захотеть это сделать, мы обязаны.
Вчера мы обсуждали тему профилактики суицидов у пациентов разного возраста, которые проходят лечение в обычных больницах. Обсуждали в формате видео-семинара с медицинскими работниками. Докладчики (нас было четверо) выступали с сообщениями, а руководители и врачи нескольких десятков больниц по видеосвязи участвовали в мероприятии.


Очевидно, что никто не может нести ответственность за решения, принятые взрослым человеком (в случае ребенка вся ответственность за его поступки ложится на его родителей).
И тем не менее открытым остается вопрос: есть ли тот, кто может повлиять на чужое решение убить себя и предотвратить необратимые последствия?
Кто может повлиять на чужое решение убить себя и предотвратить необратимые последствия?