Москва того же периода казалась мне идеальным городом, до краев наполненным разнообразными возможностями. Я восхищалась Москвой и любила ее не только потому, что родилась в ней, но и из-за уверенности в ее совершенстве.
Осенью 1988 года в составе группы студентов 4-го курса я оказалась заграницей. Впервые в жизни. Короткая поездка, организованная в рамках обмена между двумя университетами, оказала на мое сознание гораздо большее влияние, чем планировалось.
Это был социалистический Будапешт, в котором, в отличие от социалистической Москвы и социалистического Ленинграда, который я регулярно навещала, прохожие улыбались прохожим, можно было свободно купить сапоги, часы и джинсы, а по широким магистралям в большом количестве разъезжали автомобили, управляемые женщинами.
Не знаю, что произвело на меняя большее впечатление: архитектурные шедевры или образ жизни, отличие которого от «нашего» было очевидным, но убеждение, что родные края – лучшие в мире, я утратила.
Москва и Советский Союз превратились для меня в нездоровых и нетрудолюбивых родственников, которых любишь не потому, что они такие замечательные, а потому, что их больше никто, кроме тебя, любить не будет.
Впечатление от Будапешта усилило и подтвердило смутные сомнения, которые зародила во мне поездка в советский Таллинн в августе того же, 1988-го, года. Это было свадебное путешествие, поэтому на политические нюансы и размышления на тему «почему мы живем не так, как эстонцы», у нас не оставалось времени, но разница между двумя городами, принадлежавшими на тот момент к одному государству, но к разным культурам, была разительной. В Таллинне и его окрестностях мне так понравилось, что если бы сразу после возвращения мне задали вопрос «где лучше?», я бы призналась, что там. .
Все, что было дальше, только укрепляло и дополняло сделанные наблюдения. Мой личный государственный рейтинг терял пункт за пунктом, периодически подпрыгивая вверх в годы неумелых попыток сделать из феодальной страны демократическое государство. Москва держалась на верхних позициях долго – вплоть до того периода, когда мы уже не могли противостоять натиску посторонних.
Теперь нет ни той страны, ни той Москвы, но свой город я все равно продолжаю любить, несмотря на то, что его остается все меньше и меньше. Он давно не является для меня лучшим городом планеты, но он еще мой – родной и близкий…
