Я не против экспромтов, поэтому принимаю всех посетителей в течение всего дня, если нахожусь в кабинете. Чаще всего ко мне приходят родители с детьми - их я приглашаю сразу, как только появляется возможность.
Правда, бывают ситуации, когда поговорить с мамой, папой или бабушкой немедленно, я не могу. И дело не в часах приема, а в занятости текущими вопросами. У меня могут находиться коллеги, я могу готовить срочный документ и т.д., но гражданам до моих дел дела нет, что вполне понятно.
На предложение немного подождать, сделанное либо мной, либо секретарем, посетители реагируют по-разному: часть усаживается на диван в холле и ждет, часть предпринимает попытки ускорить аудиенцию. Среди этих попыток преобладают стояние в дверях (если дверь открыта, а открыта она у меня практически всегда), многократное «вы скоро?» и вталкивание ребенка в кабинет «к тете». Последний маневр, вероятно, рассчитан на то, что появление ребенка обязывает пригласить в кабинет его родителей независимо от того, чем «тетя» занята и кто у нее в кабинете уже находится.
Примерно так поступила на днях одна дама: утомившись стоять в дверях и наблюдать, как я разговариваю с двумя специалистами (разумеется, по делу, хотя даме все равно), она втолкнула ребенка в кабинет со словами «иди поиграй с тетей». Наставление «иди поиграй» было адресовано не столько ребенку, сколько мне, и предполагалось, что я незамедлительно выпровожу всех и начну играть.
Радостно ворвавшись в кабинет, объявленный матерью игровой, ребенок стал хватать все, до чего мог дотянуться. К удовольствию всего семейства, дотянуться он мог до всего.
Поскольку маленькие посетители у меня бывают регулярно, в моем кабинете, наверно, в единственном из всех административных, есть игрушки и другие развлекающие юные умы пособия. Кукла и пингвин, которого дети почему-то особенно любят, стоят в свободном доступе, остальное убрано в шкаф.
От предыдущей хозяйки в кабинете осталась керамическая собачка, не предназначенная для игры и стоящая не на виду.
Ребенок, хватая и кидая все подряд, схватил собачку и стал стучать и возить ей по журнальному столу.
Мы с коллегами были вынуждены перенести обсуждение на другое время. Мать, удовлетворенная произведенным эффектом, спросила «ну теперь можно?» и плюхнулась в кресло, не обращая на ребенка никакого внимания.
Ребенок, между тем, ликовал от вседозволенности.
Начав разговор с матерью, я заметила, что керамическая собачка, попавшая в умелые ручки, оставляет на столешнице царапины, и попросила ребенка дать мне игрушку, чтобы прекратить этот невинный вандализм.
Мать среагировала мгновенно. «Вам что – жалко казенного стола?» - сказала она мне и продолжила, обращаясь к ребенку: «Играй, с чем хочешь!». Ребенок хотел играть только с собачкой…
С каким вопросом пришла ко мне мать, неважно, поскольку она явилась просто вывалить все, что накоплено за годы жизни. Даже ответить на вопрос о том, как ее зовут и в чем, собственно, проблема, она отказалась.
Как удалось сохранить собачку, я подробно рассказывать не стану. В отличие от казенного стола, собачку я была готова отдать ребенку без сожаления, но дама решительно вырвала ее из детских рук со словами «сейчас еще скажут, что мы их ограбили». Возможно, ей не хотелось иметь дома расцарапанную мебель, хотя причины отказа могли быть и иными.
После того, как они ушли, я поделилась впечатлениями с одной из коллег. По ее мнению, поведение матери следует расценивать как отклоняющееся, свойственное нездоровым людям. Я думаю, что причина не в душевном заболевании, а в низком уровне культуры.
А ребенка, конечно, жаль – с такой мамой иметь нормальную нервную систему весьма затруднительно.
