Конечно, до вонючего алкоголика-бродяги, закусывающего исключительно на помойках, порядочному гражданину далеко (точнее: бродяге далеко до гражданина!), но огромная масса асоциальных мужчин и женщин, у которых одновременно потеряно «всё» и «не-всё» - это наши сограждане, наши братья и сестры (если говорить христианским языком), которые отличаются от нас деталями, но не сутью. И приличная дама, и «бомжиха» хотят одного и того же: вкусно кушать, удобно спать, симпатично одеваться, не испытывать боли, чувствовать себя в безопасности и нравиться кавалерам. Они используют разные способы достижения своих целей, но стремятся-то к одному!
…Если домашняя собачка, безмятежно жившая на диване в окружении заботы и нежности, окажется на холодной улице, полной опасностей и безразличия, она очень быстро превратится в испуганное лохматое существо. И для того, чтобы обнаружить под свалявшейся шерстью и грязными лапами ангельскую душу, нам придется приложить усилия.
Примерно тот же путь проделывает человек, оказавшейся вне благополучного общественного сегмента – он зарастает колтунами, знакомится с голодом и перестает себя уважать.
В воскресенье я шла по Чистопрудному бульвару. Остановилась, чтобы сфотографировать пруд, который наконец освободился ото льда. Выбирая наиболее удачный ракурс, я задумалась и не сразу заметила, что рядом со мной остановился «асоциальный элемент» - мужчина неопределенного возраста, густо надушенный одеколоном. Его внешний вид производил удручающее впечатление и не оставлял никакой надежды на то, что владелец грязной куртки, спутанных волос и характерной отечности ведет добропорядочный, здоровый образ жизни.
- Сюда бы карпов запустить, – мечтательно произнес «рыболов», - было бы мужикам чем питаться. Сделали бы удочки, наловили рыбы, поставили мангал и зажарили.
Я ответила что-то типа «да, хорошо бы» и не спеша пошла по дорожке вдоль пруда. Мужчина пошел рядом.
- Я вот когда на квартире жил, в Отрадном, мы с мужиками там шатер поставили. Ели там. И пили. Потом менты его разобрали и увезли.
- Жаль, - искренне посочувствовала я, хотя местных жителей, вынужденных жить рядом с этим шатром, мне тоже стало жалко.
- Так мы новый поставили! – оживился мой попутчик, увидев, что его рассказ вызывает интерес.
- И что же дальше? Новый не увезли?
- Увезли суки.
Несколько шагов мы сделали молча, вышагивая рядом как на совместной прогулке.
- Вот раньше хорошие рестораны были! На Китай-городе был один. Там обед стоил 170 рэ, но зато сядешь такой, официант тебе все по порядку приносит – красота. А сейчас везде фаст-фуд… Никакого качества.
- Да, качество упало, - произнесла я, с энтузиазмом подхватив ностальгическое ворчание.
- Тут бы поставить шатер, ну, или просто мангал и отдыхать культурно! Чё вот эти лучше что ли? – спросил мой попутчик, пренебрежительно махнув в сторону парочки, сидевшей на лавочке и поедавшей гамбургеры.
Я промолчала, поскольку не могла сравнить шатер и лавочку.
- Чё не дать людям культурно отдыхать? Не знаю… Ну, рыбу ловить, хлеб жарить, пиво пить. Культурно же ведь лучше!
- Безусловно, - поддержала я.
Мы могли бы еще долго так идти рядом, но я свернула в переулок.
Это короткое общение напомнило мне похожий эпизод, случившийся несколькими днями ранее: ко мне на скамейку подсела женщина в неопрятной одежде, с двумя огромными сумками, вмещавшими в себя все ее имущество. Она стала жаловаться мне на то, как ее прогнали во время раздачи бесплатной еды. Кто ее прогнал и почему, понять было сложно, но в ее словах звучала такая глубокая обида и такая боль, что я долго не могла забыть наш разговор. Пытаясь ее успокоить, я почувствовала, что она нуждается именно в эмоциональной поддержке. Не в мелкой наличности, которой у меня, правда, и не было, а в сочувствии. Ей хотелось говорить так, чтобы ее слушали. И чтобы тот, кто слушает, понял: самая опасная иллюзия – иллюзия избранности.