Так вот, по целому ряду причин, я практически не пишу о своей работе, хотя по-прежнему очень ее люблю. В моей профессии мне нравится всё, и иногда я думаю, что именно профессиональная удовлетворенность является одним из условий «простого человеческого» счастья.
Между тем на работе иногда случаются ситуации, которые оставляют во мне глубокий эмоциональный след. Все они связаны с пациентами – их судьбами и бедами. Разумеется, какие-то моменты, связанные с сотрудниками, тоже производят на меня очень сильное впечатление, но обычно они укладываются в довольно широкое понятие «производственные будни» и являются скорее «фоном», чем «фигурой».
Да, я долго сочувствую тем, у кого произошла семейная трагедия. И долго переживаю всевозможные несправедливости, но человек, в особенности – ребенок, оказавшийся в сложнейшей жизненной ситуации, беспокоит меня сильнее.
Самые драматические эпизоды всегда связаны с одиночеством: со взрослыми, которых алчные родственники лишили дееспособности, и с детьми, брошенными своими родителями. Обычно их помещают в интернаты (хотя сейчас они именуются центрами содействия семейному воспитанию), где все существование приобретает казенный характер, и на этом их нормальная жизнь заканчивается.
Если за соблюдением интересов всех остальных следят мамы, папы, жены и дети, то эти люди ни с одной из сторон не прикрыты от холодных жизненных ветров. Таких людей можно легко обойти в очереди, легко лишить социальных преимуществ, им легко отказать и их легко обидеть – легко, если мы, и лично я, не станем их защищать.
Защищать иногда оказывается весьма не просто. При формальном согласии всех с необходимостью помогать остро нуждающимся в первую очередь, можно столкнуться с внешне интеллигентным безразличием или откровенной агрессией в адрес тех, на ком стоит социальное или «психиатрическое клеймо».
К сожалению, не могу написать подробнее… По целому ряду причин…
