Я несколько лет занималась и продолжаю заниматься вопросами суицидологии, и могу ответственно заявить: суицидальное поведение – чрезвычайно сложное и многогранное явление. Любые категорические высказывания как обобщенного типа (например, «все суициденты – психически больные люди»), так и конкретного («его довели до самоубийства»), не только безответственны, но и опасны.
Давая подобные оценки, следует помнить о том, что они могут приобрести провоцирующий характер и/или привести к негативным последствиям. Заочно и ретроспективно делать заключения о психическом состоянии – глупо и неправильно. Если стоит задача посмертной психолого-психиатрической диагностики, то надо провести профессиональную экспертизу, а не раскидываться «комментариями на тему».
Когда произошла трагедия в Керчи, мне позвонили пять средств массовой информации с просьбой дать комментарий по поводу того «был ли Росляков психически болен и чем». Я отказалась столько же раз, сколько раз мне это предложили, потому что давать такие комментарии при отсутствии достоверных сведений непрофессионально и безнравственно (причем безнравственно их давать даже при наличии достоверных сведений).
И вот – новая драма: молодой парень сознательно прекратил свое существование. Наблюдая за событием со стороны, мы можем сочувствовать погибшему, его родителям, его близким; мы можем строить предположения о причинах и поводах, но давать публичные оценки – нет! И что я вижу: некий «психиатр-криминалист» уже высказал свое предположение о причинах, и эту причину «психиатр-криминалист» усмотрел в «психологической раздвоенности» погибшего!
Господа! Братья и сестры! У меня эмоции перекрывают слова! По какому праву гражданин ставит психологические диагнозы человеку, которого, вероятно, не обследовал? И по какому праву он их озвучивает?
В статье, посвященной гибели журналиста, сказано: по мнению «психиатра-криминалиста» погибший был «психически не здоров» (цитирую). И далее «эксперт» описывает особенности лиц с психической патологией, называя их «нашими пациентами (психиатров)», и косвенно упрекает близких словами «и рядом не было никого, кто бы догадывался, что у него в душе происходит»…
Я не стану называть фамилию того, кто это сказал, потому что надеюсь, что его слова были неправильно поняты или вообще выдуманы, но сам факт появления подобных комментариев, на мой взгляд, заслуживает нравственной оценки.
Примерно такая же ситуация была с комментаторами состояния Рослякова. Его кем только не называли, доигравшись до того, что родители детей с аутизмом написали открытое письмо, полное справедливого гнева.
Во-первых, существует презумпция психического здоровья, и при отсутствии достоверных данных за психопатологию человек не может быть объявлен больным (тем более посмертно).
Во-вторых, у любого суицидента есть ближний круг, состоящий из людей, которые становятся жертвами его решения. Суицид ребенка любого возраста – одно из тяжелейших психотравмирующих воздействий, и писать что-либо «на тему» нельзя хотя бы из сочувствия родителям.
В-третьих, любой профессионал (если, конечно, он является профессионалом) не обесценивает деятельность других профессионалов: следователей, экспертов, которые занимаются реальным изучением дела. Как можно делать выводы, не имея данных? Состояние того, кто убивает других, или того, кто убивает себя, не может быть квалифицировано заочно на основании досужих наблюдений и фрагментарных сведений!
Одним словом, очень грустно от того, что произошло с парнем, и очень стыдно за коллег…