Перед нами лежит стенограмма очередной «павловской среды» –еженедельного клинического разбора, проводимого под руководством академика И.П. Павлова в период с ноября 1931 по февраль 1936 года в психиатрической и нервной клиниках.
Клинические разборы являются обычной практикой для всех психиатрических больниц и представляют собой вариант мозгового штурма в виде обмена мнениями по поводу заболевания конкретного пациента. Обычно в начале «штурма» лечащий врач представляет данные из истории болезни, стараясь излагать материал структурированно и обобщенно, далее производится осмотр больного (классическая клиническая беседа, в ходе которой все присутствующие могут задавать пациенту вопросы), а затем происходит обсуждение увиденного и услышанного. Разумеется, вопросы задаются не из любопытства или заполнения пауз, а с целью получения ценного диагностического материала, позволяющего уточнить диагноз и наметить план лечения (или корректировку первоначального плана, намеченного лечащим врачом). Нередко клинический разбор напоминает конференцию, поскольку частный случай становится поводом для обсуждения более общих вопросов, относящихся к теме.
Я очень люблю клинические разборы, особенно те, которые проводятся с привлечением корифеев психиатрической науки. Мне невероятно повезло учиться у таких талантливых мастеров как Валентина Николаевна Мамцева, Маргарита Михайловна Трунова, Орест Дмитриевич Сосюкало. Каждый их клинический разбор был ярким и познавательным, причем манера ведения разборов была совершенно разной.
Наиболее колоритным был Орест Дмитриевич Сосюкало. Никогда не забуду, как уважительно он разговаривал с детьми, как неторопливыми, но ловкими движениями набивал трубку (закуривал ее он исключительно после того, как ребенка уводили из аудитории), как побуждал высказываться всех присутствующих, а потом озвучивал «отгадку», которая после его объяснений казалась очевидной. «Ну, почему мы сами до этого не догадались?» - с таким вопросом мы выходили от Сосюкало всякий раз, полные решимости в следующий раз быть более сообразительными.
Разборы с Маргаритой Михайловной были самыми продолжительными по времени (правда, ребенка долго не «мучали»), но уже тогда я понимала, что это и есть настоящая психиатрия, вышедшая из учебника и шагнувшая в больничные палаты - психиатрия, в которой все диагностические соображения должны быть тщательно обдуманы.
Валентина Николаевна Мамцева, напротив, свои беседы с пациентами строила по единой схеме, что давало возможность увидеть разницу в ответах детей с разными видами психических нарушений. К сожалению, она внезапно заболела и быстро умерла – настолько внезапно, что мы не сразу осознали нашу потерю…
Оборачиваясь назад, понимаю: я – очень счастливый человек, которому повезло учиться у классиков.
…Я вот задумалась: зачем я пишу всё это здесь – не в профессиональном сообществе, а в «личном дневнике кухарки»? Ведь совершенно очевидно, что никто из читателей не загорится идеей освоить детскую и/или взрослую психиатрию, не пойдет в библиотеку за учебниками и никаким другим способом не примется изучать затронутые вопросы. Мои сокровища, списанные из больничной библиотеки, возможно, интересны только мне?
А пишу я затем, чтобы еще раз напомнить, что люди с психическими расстройствами – такие же люди, которые имеют те же права на счастье, что и люди без психических расстройств или люди с другими, не-психическими, расстройствами.
Пишу затем, чтобы мы перестали бояться психиатрии, чтобы избавились от неуместного снобизма и лицемерия, чтобы стали на самом деле психологически здоровыми, коль уж мы такими себя считаем.
Ой, а про среду 1932 года я так и не написала! Да и места писать про нее уже не осталось! Ну, в следующий раз…
