Когда я рассказала своей знакомой, хорошо знающей работу медиков в европейских странах, о планах провести социально-психологические тренинги с персоналом (по этике и миролюбию), знакомая отнеслась к нашей затее скептически… Нет, она не сомневается в том, что мы реализуем задуманное грамотно и последовательно, но вот в устойчивом результате она продолжает сомневаться, игнорируя производственный блеск моих глаз…
Попытаюсь систематизировать ее аргументы и сформулировать причины, по которым она не верит в возможность установления элегантного взаимопонимания между нашим врачом и нашим пациентом.
По мнению моей знакомой (во всяком случае, когда я его сформулировала, она заявила, что думает именно так), характер взаимоотношений врача и пациента определяется еще до того момента, когда больной входит в кабинет.
Если социальный статус врача или психолога – это престижный статус высокооплачиваемого специалиста, то пациент заведомо относится к нему с уважением и пиететом. Такому специалисту не нужно суетиться, напрашиваясь на симпатию, и тщательно подбирать слова, обходя острые углы и потенциальные противоречия. Если же в массовом сознании врач воспринимается как представитель сферы обслуживания, обязанный угождать и лицедействовать, больной открывает дверь ногой – разумеется, не в прямом, а в переносном смысле.
Вторым фактором, влияющим на стиль коммуникации, является характер заболевания: пациент, страдающий неизлечимым или хроническим заболеванием (или родственник такого пациента), склонен к избирательному восприятию, то есть он реагирует не на все, что говорит и делает врач, а лишь на негативную информацию о здоровье и перспективах. Разумеется, его реакция тоже будет негативной, вне зависимости от того, сколько тренингов пройдет врач и насколько дружелюбно он будет настроен.
И последняя причина невозможности полного взаимопонимания между отечественными больными и врачами, по мнению моей знакомой, состоит в доступности медицинской помощи. Знакомая уверяет (и у меня есть все основания полагаться на ее заверения), что попасть на прием к врачу среднестатистическому европейцу в разы сложнее, чем жителю Москвы. Длинная и тернистая дорога к нужному специалисту создает некий ореол вокруг его образа – ореол, настраивающий пациента на уважение и благодарность.
Европейский пациент не станет провоцировать конфликт (и врачу, соответственно, не надо предупреждать появление конфликта), поскольку он осознает, что недовольство этим врачом повлечет за собой не замену «плохого» доктора на следующего, а отказ в продолжении лечения.
В связи с этим пациенту покажется целесообразным сдержать свое раздражение, усталость и агрессивность и приложить собственные усилия для того, чтобы общение с врачом было конструктивным.
Отчасти этот аргумент однажды подтвердил хирург, оперировавший меня год назад. В ходе обсуждения общих профессиональных проблем, он сказал: «В хирургии меньше капризничают, чем у вас там. Вы их избаловали, а у нас принцип простой: не нравится – до свидания!». Представив себя на месте пациента, которому требуется операция, а хирург говорит «до свидания», капризничать сразу перехочется – это верно!
Еще раз повторю: я систематизировала высказывания своей знакомой, хорошо знающей внутреннее устройство врачебной деятельности в европейских странах. Мы этого устройства не знаем, поэтому верим в успех тренингов коммуникации. А вы верите?
Вы верите в успех тренингов коммуникации?