Быть не-сиротой – хорошо.
Однако чем больше я наблюдаю за поведением отдельных законных представителей (в обиходе именуемых родителями), тем чаще сомневаюсь в непреложности этих истин…
Что они представляют своим поведением? Интересы ребенка, в которых зачастую не понимают ничего? Или интересы закона, которого не знают?
И речь – не о прямом насилии (физическом или психологическом), разрушительное влияние которого уже никто не отрицает, а о повторяющихся житейских ситуациях, в которых распри взрослых калечат детей.
На фасаде – всеобщая забота о ребенке, а по сути – взаимная ненависть, выросшая на дрожжах обид и претензий. Матери и бабушки, мамы и папы, между которыми «пробежала кошка» (или проехал бронетранспортер) – с этими внутрисемейными диадами, разрушительное влияние которых сродни психологическому урагану, мы сталкиваемся очень часто.
Лицемерно заявляя о любви к ребенку, они тычут друг в друга иглами ненависти, всячески стараясь вовлечь посторонних в свои жестокие игрища.
Максимально обезличено опишу две ситуации, которые в нашей практике встречаются с завидной регулярностью.
Ситуация 1. Мама (законный представитель) приводит ребенка на консультацию, проходит с ним полное обследование (разумеется, предварительно оформив все документы, которые требует законодатель), выслушивает рекомендации и отказывается от лечения. Так как отказ от лечения не представляет опасности для жизни ребенка, ее отпускают восвояси, выдав на руки выписку из медицинской карты.
Спустя несколько недель появляется отец (второй законный представитель) – к счастью, не собственной персоной, а в виде жалобы. Отец пишет всем президентам и инстанциям, что его ребенку «отказали в лечении», требует привлечь к ответственности «виновных», оказать ребенку помощь («немедленно!») и вообще всячески рвет и по-разному мечет.
Мы разбираемся в ситуации, выясняем, что недавно супруги развелись, и у отца, ранее остававшегося безразличным к здоровью ребенка, только теперь вспыхнула родительская забота. Он решительно требует выдать выписку, с которой «пойдет в суд лишать родительских прав» свою бывшую возлюбленную. Заодно он настроен на борьбу с нами – «сообщниками» и «пособниками» той, кого в настоящее время ненавидит даже больше, чем отварной лук.
Итог: мы переписываемся с инстанциями, множим выписки, родители разворачивают боевые действия, ребенок никому не интересен.
Ситуация 2. Мама (законный представитель) приводит ребенка на консультацию, проходит с ним полное обследование (разумеется, предварительно оформив все документы, которые требует законодатель), выслушивает рекомендации и соглашается на госпитализацию. Поскольку для госпитализации достаточно согласия одного законного представителя (а в трактовке молчания второго законодатель исходит из презумпции согласия), мы приступаем к лечению. Спустя несколько недель появляется отец (второй законный представитель) – собственной персоной, подкрепленной письменной жалобой. Отец написал нам и президенту о том, что его несовершеннолетнего отпрыска «положили в психушку» без его ведома, требует привлечь к ответственности «виновных», выписать ребенка («немедленно!») и вообще всячески рвет и по-разному мечет, вероятно, научившись у отца из истории номер 1.
Мы разбираемся в ситуации, выясняем, что супруги давно не ладят и ловко используют каждую ситуацию для того, чтобы доказать, что их встреча друг с другом была самым ужасным днем в жизни. Он решительно требует выдать выписку, с которой «пойдет в суд», мать требует «зафиксировать этот бред», и заодно оба начинают борьбу с нами: отец – за то, что госпитализировали, мать – за то, что сейчас выписываем.
Итог: мы переписываемся с инстанциями, множим выписки, родители разворачивают боевые действия, ребенок никому не интересен.
Конечно, бывают еще и ситуации номер 3, когда на голубом житейском небосклоне появляется бабушка, но я ее описывать не буду – это уж совсем не для слабонервных… Тем более что бабушки – это совершенно незаконные представители.