То, что Он и Она не соответствуют друг другу, стало очевидным с первых минут общения. Возможно, противоположности и притягиваются друг к другу, но это явно не тот случай, когда «плюс» на «минус» дают «плюс».
Несмотря на то, что мужчина дал свое согласие на сообщение всех сведений о себе и детях, чьим законным представителем он является, я напишу только то, что представляется важным для понимания сути дела, уважая безразличную позицию его жены, сказавшей «мне все равно», и принципы профессиональной этики. Для удобства чтения назову главных героев случайным образом Людмилой и Виктором (герои поста Тайна без мрака)
Будущие супруги познакомились около 20 лет назад на работе. На тот момент оба состояли в браках, которые считали счастливыми: Людмила была замужем, но не имела детей; Виктор был женат и воспитывал двоих сыновей юношеского возраста. Спустя полтора года его жена скончалась от онкологического заболевания, и все домашние заботы мужчина взял на себя. Большую помощь и поддержку оказала теща, с которой у мужчины до сих пор сохранились теплые отношения. Фактически они объединились вокруг общей беды.
Через пару лет, когда сыновья стали самостоятельными (а старший даже женился), Виктор начал встречаться с Людмилой. Как говорит женщина, «он бы и на это не решился, если бы не я!».
Действительно, Виктор долгое время испытывал чувство «вины выжившего» перед своей первой супругой, и осмелился вступить в новые отношения только благодаря поддержке тещи. Увидев перспективы, Людмила развелась с первым мужем и вышла замуж за Виктора, сделав ему предложение. Женщина рассчитывала не только на создание брака, но и на рождение детей, с чем в первом замужестве были очевидные проблемы. В течение нескольких лет она усиленно лечилась от бесплодия, отказавшись от попыток забеременеть только в связи с возрастным риском: «Дальше стало понятно, что если и рожу, то только дауна». Параллельно с пониманием бесперспективности лечения у женщины созревало желание усыновить ребенка. Точнее – удочерить. Она обдумывала, как можно имитировать беременность, уговаривала супруга «подыграть» в этом вопросе, однако Виктор считал, что любой обман неизбежно раскроется и «будет только хуже». Людмила настаивала на своем сценарии, поскольку не привыкла отказываться от первоначальных планов. Желая угодить жене, которая страдала от отсутствия «полноценной семьи», Виктор согласился на то, что еще полгода назад казалось немыслимым: продать свою квартиру (предварительно заручившись согласием сыновей, каждый из которых на тот момент имел свою семью) и переехать на новое место жительства, где ни Виктора, ни Людмилу никто не будет знать. Сказано – сделано. Как всегда было у Людмилы.
Сначала было оформлено усыновление одного ребенка, спустя почти год – второго.
О том, как решение усыновить одного превратилось в усыновление двоих, супруги говорят так:
Виктор: «Где один, там и два. Раз уж согласился, то чего теперь торговаться-то. Люда хотела детей. И материнский капитал получить хотела. Его же при рождении второго дают. Вот так и «родили» второго».
Людмила: «Я сразу решила, что будут двое. Из одного только эгоисты вырастают. Тем более что в детдомах разные детки бывают. Мало ли что. А про материнский капитал я не стесняюсь говорить. Почему бы и нет? Раз положено, пусть дают!».
На вопрос о мотивах усыновления они тоже отвечают по-разному.
Виктор: «Я видел, что ей хочется стать матерью, что она зациклилась на этом и все равно не отступится. Эти постоянные слезы… Ну, ее можно понять, конечно. У меня-то есть сыновья. Мы с женой вообще счастливые родители. Парни выросли порядочными людьми, живут самостоятельно. Есть чем гордиться. Видать, и ей хотелось…»
Людмила: «Любая женщина хочет быть матерью. У всех дети есть, а почему мне нельзя? Какая это семья – без детей? Никакая. Тем более я как думала: Витька детей любит, будет к ним привязан, а так все время будет думать, будто что-то не так».
Виктор сразу предложил не скрывать от детей правду, в то время как в планы Людмилы входило сохранение тайны. Для обеспечения этой тайны супруги сделали все, что позволяет законодательство: изменили детям имя, отчество, фамилию, место и даты рождения.
Виктор: «Я с самого начала говорил, что надо будет им сказать, пока маленькие. Я вот сам не знаю своих бабушек и дедушек по отцу, потому что он детдомовский был, и мне этого знания не хватает. И вообще как-то неправильно не говорить. Мы ж не украли их! Чего скрывать-то? Но она, когда мы детишек взяли, прямо расцвела. Коляску перед собой с такой гордостью катила… Вот, мол, доказала вам всем! Конечно, я и не настаивал, чтоб сразу сказать. Да и дети маленькие были. Ну, не говорить же годовалому малышу».
Людмила: «Я сразу решила, что мы не скажем. А зачем? Вот Вы как себе представляете? Дети считают мамку с папкой родителями, а тут на тебе – вы нам никто и звать вас никак! Здрасьте, приехали! Я – мать! И все. Я их кормила, поила, одевала, ночами не спала. Я - а не та, что родила и упорхнула! Как говорят: мать не та, что родила, а та, что вырастила. Я тоже себе родила бы своих, если б здоровья хватило. Подумаешь, дело! Какая она мать? Я мать!».
Несколько лет супруги жили «как все». Окружающие считали их семью обычной, чему Людмила была очень рада. С теми, кто мог заподозрить, что дети усыновленные, и своим опасным знанием разрушить с трудом выстроенное счастье, отношения были порваны раз и навсегда.
По поводу воспитания детей, конечно, периодически возникали разногласия, но все они укладывались в диапазон текущих семейных раздоров, последнее слово в которых оставалось за женой. Когда расхождение мнений достигало критического уровня, Людмила произносила упрек, после которого Виктор обычно отступал: «своих избаловал, так теперь и моих избаловать хочешь».
Беседуя с родителями (с каждым отдельно), я задавала обоим похожие вопросы. Конечно, спросила их мнение о ситуации в целом, задав вечные русские вопросы «кто виноват?» и «что делать?».
Виктор: «Я виноват. А кто еще? Я сказал детям правду, значит, мне и отвечать. Только я все равно считаю, что им надо было это сказать. Может, чуть позже, когда Люда бы согласилась. Не знаю. И что делать, я тоже не знаю. Жить. Как жить? Не знаю. Лучше, конечно, вместе. Дети же не знают, что мы в ссоре. Я им сказал, что надо бабушке помочь, пока она болеет. Вообще не знаю, что делать…»
Людмила: «А я Вам скажу, кто виноват – бабка эта, мать его бывшей! Это она его накрутила. Если бы она его не поддерживала, он бы ни за что на такое не пошел. Я, конечно, ее понимаю…дочь умерла…ттт…не дай Бог. А тут еще и зятек семью завел. А впереди что? – впереди старость! Ей уже столько, сколько я не проживу. Внуки разъехались, у них свои семьи, дай, думает, подгажу этим. И вот он давай меня обрабатывать: давай скажем, давай скажем…Ага, скажем! Была семья, были дети, все было, как надо, все хорошо и – на тебе…Удар в спину. Из сугубо низменных побуждений.
Что делать? Не знаю. Пусть думает теперь, как предавать. В следующий раз сначала подумает!
Меня вот что еще задело до слез: зачем он про пособие-то сказал? Это теперь они меня спросят: мам, а где наши денежки? «купи нам то, купи нам это» начнется. А когда я его просила на работе на матпомощь написать, он мне отказал. Мол, вообще непонятно, за что нам пособие платят, если мы настоящие родители. Представляете? Вы знаете, сколько сейчас все стоит? А они растут, у них так - сегодня одел, а через месяц уже мало. Не знаю я, что делать. Он все испортил – он пусть и расплачивается».
Однажды Виктор совершил поступок, который теперь Людмила называет «первым предательством», делая упор на слове «первое», подчеркивая, что было и «второе»: он пригласил на свой юбилей сыновей и первую тещу. На торжество, куда приглашался только «новый круг» друзей и знакомых! Несмотря на то, что «все прошло прилично», Людмила была зла на Виктора очень долго.
До «второго предательства» оставалось полгода…
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →