Всё (всё!) говорило о том, что я иду не по своему пути: и отсутствие слуха, и постоянная смена преподавателей (по объективным причинам). Путь наименьшего сопротивления меня тоже не принимал – учиться надо было старательно и регулярно, а возможность отчисления даже не рассматривалась.
Не буду нагнетать лишней драматизации и сразу скажу – музыкальную школу я закончила, освоив девятилетний курс (не считая «нулевого» класса) в полном объеме. Десять лет жизни, в которые я постигала не столько музыкальное искусство, сколько ремесло самоуправления, запомнились мне щемящей грустью и еженедельным разочарованием в своих способностях. На уроках сольфеджио грусть доходила до уровня тоски, а разочарование – до дна краха.
Итак, наивность пополам с самонадеянностью не позволили мне избежать поступления в музыкальную школу, а ответственность и чувство вины – отчисления из нее.
От заслуженных учителей я слышала, что сыграть «эту инвенцию», с которой мне предстояло выступать на экзамене, сможет даже глухой и безрукий, но внезапно выяснялось, что и до них мне еще далеко. В результате каждую минуту урока мне было неудобно за себя и за то, что такие прекрасные учителя вынуждены краснеть за меня на зачетах и экзаменах. За исключением хоровых репетиций, подготовка к занятиям по специальности и сольфеджио всегда несла на себе печать драматизма. В последние месяцы выпускного класса я наконец начала делать первые музыкальные успехи, и как раз в это время обучение завершилось. К выпускному я смогла совладать со своей самооценкой и дала себе обещание никогда не заниматься делом, к которому не имею способностей.
Во всей этой истории должна быть мораль, и она в ней есть. Идти учиться чему-либо специфическому надо, либо имея способности, либо во взрослом возрасте. Но я благодарна своим музыкальным педагогам: благодаря им я не подала документы в литературный институт, потому что не была уверена в своих способностях, и стала тем, кем стала.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →