Ольга Серебровская (olga_srb) wrote,
Ольга Серебровская
olga_srb

Categories:

Три часа надежды

29 марта 2010 года в московском метро произошло два взрыва: в 7 часов 56 минут на «Лубянке», в 8 часов 39 минут на станции «Парк культуры». На «Лубянке» на месте погибли 24 человека, на «Парке культуры» - 12 человек. В составе медико-психологической бригады я принимала участие в опознании погибших, помогая родственникам пройти эту невыносимую процедуру.

Сейчас, спустя 6 лет, многие детали тех дней вытеснены из памяти. Иногда по каким-то случайным ассоциациям они всплывают на поверхность, чтобы уколоть напоминанием о себе и быстро исчезнуть. Но в моей памяти кое-что хранится совсем близко к поверхности. Настолько близко, что практически всегда находится «под рукой».

Погибших на «Лубянке» опознавали в судмедбюро в Волховском переулке, жертв с «Парка культуры» - в Хользуновом. И там, и там необходимого количества мест для ожидающих родственников предусмотрено не было, и люди были вынуждены стоять на улице. В Волховском было очень трудно, поскольку там опознавалось в два раза больше жертв, и постепенно из разобщенных людей стала формироваться толпа возмущенных единомышленников. Как-нибудь я напишу о том, как мы там работали. Как-нибудь в другой раз.

В Хользуновом переулке была другая «особенность»: помимо останков погибших, туда привезли фрагменты тел террористок, и это соседство воспринималось противоестественно, хоть и лежали они в отдельном помещении. Навсегда разделенная с телом голова долгое время ассоциировалась у меня с обезвреженным злом. Обезвреженным, но успевшем нанести непоправимый ущерб. Она лежала на столе, и всякий раз на нее приходилось натыкаться.

В Волховском мы работали до полуночи, в Хользуновом переулке – до последнего пришедшего.

Ближе к полуночи пришла женщина. Она была не одна – с подругой. Совершенно не помню ее внешность, но отчетливо слышу голос – тихий, неуверенный, сдавленный. Она искала дочь. До того, как приехать к нам, мать побывала во всех больницах, куда отвозили раненых, но среди поступивших из метро пациентов ее 21-летней девочки не было. Подруга матери призналась, что они уже съездили в бюро на Волховском, и там тоже не нашли своей девочки. Мать назвала фамилию дочери полушепотом, как будто надеясь, что я не расслышу и скажу «нет, нет, таких тут нет». Сказать громко и внятно – могут услышать и ответить «да, тут такая есть». А так: тихо-тихо, чтобы ни в коем случае не услышать в ответ самое ужасное, что только может быть. Она повторила фамилию и, замерев от страха, уточнила: «Первая буква «А». Я, будучи психологом, не занималась составлением списков и прочими организационными вопросами, но поскольку в тот поздний час сотрудников осталось уже мало (опознание фактически завершилось), стала просматривать все «наши» списки. Женщина тихо повторяла: «Первая буква «А», первая буква «А». Не найдя ни одной фамилии, начинающейся с «А», я сказала женщинам, что «у нас ее нет». Более того: в «нашем» списке уже не было неопознанных женских трупов. Услышав мой ответ, мать облегченно выдохнула и быстро ушла. Я тоже подумала: какое счастье! У нее вновь появилась надежда, даже не надежда - уверенность, что ее Леночка жива и находится в больнице. Или она вообще не пострадала. Наверняка, девочка вернется домой, и мать как никогда остро почувствует радость от встречи с ней. Ведь главное - среди погибших ее нет! Ни в Волховском, ни у нас в Хользуновом.

Не знаю, почему, но я стала искать «общие» списки погибших. Конечно, в чрезвычайной ситуации обмен информацией не всегда происходит оперативно, но мне удалось отыскать этот полный список. Там не было ни одной Елены с фамилией на «А». Но там была ее дочь. Ее Елена Николаевна, 1988 года рождения. Только ее фамилию написали неправильно, начав не с «А», а с «О». Она умерла в Боткинской больнице. Несколько часов назад.

Всю ночь я думала об этой матери. Мысленно сопровождала ее, как подруга, по скорбному маршруту. Вот она дошла до метро… вот доехала до больницы… она еще ничего не знает… вот узнала… вот заплакала… вот опознала… На следующий день думала: она готовится к похоронам… она плачет… Потом: сегодня похороны… или завтра?..

Каждый год 29 марта я думаю о них – о девушке, которую не видела ни живой, ни мертвой, и ее матери, от которой помню только голос.

Я вспоминаю о них каждую новогоднюю ночь, и, как мне кажется, думаю то же, что и несчастная мать, потерявшая своего ребенка. Вот еще один новый год, наступивший без Леночки. И так – каждый новый год, включая последний. Это воспоминание умещается в несколько секунд, но оно приходит ежегодно, не отклоняясь от расписания.

Первая буква «А»… И несколько последних часов той, прежней жизни.
Tags: ЧС, личное, психолог, случай из практики
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Внезапная перемена

    За ужинами мы с мужем смотрим легкие развлекательные сериалы, герои которых то и дело весело смеются, а счастливый финал просматривается с первых…

  • Давно пора

    Вчерашним вечером, выходя с работы, я отвлеклась от производственных мыслей, пытавшихся пристроиться за мной в виде ментального шлейфа, и обратила…

  • Век учись

    Думаю, пришло время рассказать об одном событии, которое кому-то может показаться ничтожным, но для кое-кого стало важной вехой. Одним из пунктов…

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 48 comments

Recent Posts from This Journal

  • Внезапная перемена

    За ужинами мы с мужем смотрим легкие развлекательные сериалы, герои которых то и дело весело смеются, а счастливый финал просматривается с первых…

  • Давно пора

    Вчерашним вечером, выходя с работы, я отвлеклась от производственных мыслей, пытавшихся пристроиться за мной в виде ментального шлейфа, и обратила…

  • Век учись

    Думаю, пришло время рассказать об одном событии, которое кому-то может показаться ничтожным, но для кое-кого стало важной вехой. Одним из пунктов…