Проходя мимо, с ним приветливо здороваются, слегка расправляя плечи, чтобы казаться еще более вежливым и приятным.
Обращаясь с просьбой, люди заискивающе смотрят в его глаза, стремясь быть неназойливым и кратким.
Фон его настроения чутко улавливается, о чем по цепочке информируются все заинтересованные лица.
Его стараются не беспокоить, но не потому, что он выказывает какое-то раздражение, а исходя из привычки к рабству.
Как только обладавший властью лишается своих привилегий, выясняется, что большинство присутствующих давно мечтали его придушить, хотя и не подавали вида. Внезапно обнаруживается, что балансировать между желанием возразить и необходимостью подчиняться их принуждала только материальная нужда. Вдруг на поверхность, подобно веществам, которые не тонут, всплывает ненависть, теперь называемая «правдой».
Это поведение отчасти напоминает поведение детей, которые в присутствии родителей вежливо улыбаются прабабушке, но едва взрослые отводят взгляд, корчат рожицы и показывают язык подслеповатой родственнице.
Дети не знают слова «подлость», но, начиная с трех-четырех лет, догадываются, что поступают плохо, когда ведут двойную игру. Им неприятно участвовать в церемониях и ритуалах, придуманных родителями, и своим протестным поведением они заставляют взрослых взглянуть на правду. Постепенно они научаются врать, изменять самому себе, выглядеть добрыми и отзывчивыми, несмотря на килограммы злобы, накапливаемой в душе.
Часть из них становятся рефлексирующими интеллигентами, страдающими от своей трусости и пытающимися сохранить баланс между совестью и здравым смыслом.
На фоне всего этого начинаешь уважать тех, кто способен озвучивать то, что думает, не только «после», но и «до», а также здоровых людей - тех, кто не заражен вирусом притворства, лицемерия и приспособленчества.