Стиль общения, тональность разговоров, содержание тостов, нюансы шуток – все, что происходит во время чаепития, назвать которое «корпоративным» язык просто не поворачивается – специфично и неповторимо.
Произносящие тосты отличаются утонченным красноречием, а принимающие поздравления – неподдельной скромностью и умением держать ответное слово. Рано или поздно разговор возвращается к научным темам, причем огромное количество слов звучит в адрес учителей, подталкивавших именинника к вершинам научного знания.
Вчера я была на праздновании дней рождения двух сотрудников кафедры, которой в этом году исполняется восемьдесят лет. Двадцать из них прошли на моих глазах. Самим сотрудникам, разумеется, намного меньше лет, чем их родной кафедре, но у меня было устойчивое ощущение, что прошедшие годы отражаются только на развитии научного знания и больше – ни на чем. Тот же стиль общения, те же стены, те же блюда на столе. И эта милая традиция называть своих давних коллег по имени и отчеству даже после пятого тоста! Все это - удивительная и трогательная незыблемость чего-то, что составляет базис научных коллективов.
Вообще слово «кафедра» у меня всегда ассоциировалось с чем-то основательным. Для меня оно – из того же ряда, что «библиотека», «музей», «культура».
Фраза «у меня сегодня кафедра» рисовала в воображении нечто интересное, умное и важное, хотя, когда я сама стала работать на кафедре, образы воображения слегка скорректировались реальностью. Думаю, дело было не в кафедре: мне надо было бежать в детский садик за маленькой дочкой, а уважаемые профессора никуда не спешили со всеми вытекающими из неторопливости последствиями.
Наверно, это – большое счастье: всю жизнь заниматься наукой! В отличие от практики занятие наукой оставляет видимые следы. Можно взять в руки и пролистать сборники опубликованных тезисов, можно полюбоваться патентами и прочими заслугами, запечатленными на бумажных носителях. Практика в этом смысле – бесследна. Вылеченные пациенты, подобно птенцам, вылетают из «гнезда», не оглядываясь, а истории болезни отправляются в архив, чтобы на пятьдесят лет осесть на длинных полках. Их судьба – тосклива. Покинуть плотные ряды своих соседей им суждено только в двух случаях: либо ими заинтересуется научный сотрудник, либо – судебные инстанции.
Но вернемся на кафедру. Очень приятно смотреть на молодых научных сотрудников и сотрудниц. Вот они суетятся между хозяйственной комнаткой и аудиторией, раздают чашки, режут домашнюю кулебяку, кидаются на поиски вилок и салфеток, которых не хватило опоздавшим гостям, участливо помогают пожилому коллеге, задевшему рукавом пиджака торт, смущаясь, выслушивают высокопарные слова восхищения блюдами собственного приготовления! Сейчас они легки и беззаботны, но отчетливо представляется, как спустя десять-пятнадцать лет они будут сидеть за этими сдвинутыми в ряд учебными столами и вспоминать сегодняшнее общение с «классиками».
На каждой кафедре есть свои байки, свои шутки, до конца понятные только посвященным, и свои воспоминания. Вчера было обычное товарищеское застолье, которое спустя годы будет вспоминаться как что-то значительное и неповторимое. Собственно, как любой прожитый день.
За одно застолье я поправилась на два килограмма и поумнела на два года. Жаль, что приобретенные за этот вечер знания не будут со мной столь же долго, как приобретенные килограммы.